Читаем без скачивания Тёмная Лида. Повести и рассказы - Владимир Лидский

течением водоросли и стояли под толпами аквариумной мелочи, словно равнодушные оценщики краденого антиквариата, не желающие показать своей радости в предвкушении покупки задёшево дорогих вещиц, – яркие мелкие рыбёшки между тем всё суетились и бегали на самом верху… убитые глядели на них во все глаза, удивляясь и досадуя, – как же так? жизнь прошла, а они пропустили такую красоту! – рыбки, в свою очередь, только пощипывали скорбно сложенными губами шероховатую поверхность льда, словно целуя на прощание погибших ни за грош людей… вечером Бучек послал телеграмму по начальству: в связи с раскрытием контрреволюционного заговора в Ново-Мариинске третьего дня были арестованы и под давлением неопровержимых доказательств сознались в совершении ряда преступлений бывшие члены Чукотского ревкома Михаил Мариков, Василий Титов, Александр Булат и Якуб Мальсагов, в связи с чем уведомляю: 2 февраля 1920 года в 8 часов 12 минут означенные Мариков, Титов, Булат и Мальсагов были расстреляны при переходе Казачки и брошены на льду без призору… вот откуда продиктовано было мне оборванное на полуслове секретное донесение… азачки и брошены на льду без призору… вот откуда это заклинание, эта пережёванная историей абракадабра, свалившаяся на меня неведомо с каких высот или, напротив, – поднявшаяся неведомо с каких глубин, хотя в этом месте историки могут возразить: как же так – неведомо? вот как раз и ведомо – из глубин засорённой нынче речки, где уж затруднительно будет в наши дни золотых рыбок отыскать… магия дуновений окутала меня, и теперь в каждом вздохе ветерка слышу я трагические рассказы из собственного прошлого… как избавиться от них? какие преграды поставить на пути? и можно ли вообще это сделать? а главное – нужно ли? – вот не знаем мы их, да и хорошо! живём себе со спокойною совестью, тешась сомнительными сказками да романтическими песнями вроде истории о том, как наши Бенёвский и Кастусь после капитуляции в Йорктауне девятитысячной армии лорда Корнуоллиса вдруг сделались пиратами и принялись грабить морских купцов в Индийском океане, – они были баснословно удачливы, – как всегда, впрочем, ведь удача – верный спутник любого афериста; когда они захватили французский галеас «Анжеблуа», владельцы груза совершили коллективное самоубийство, потому что на судне было на пятнадцать миллиардов франков золота, огранённых алмазов и диких самоцветов, которые ещё спустя годы искал любимец Бенёвского Кастусь, вернувшийся в своё время в Россию и служивший в Иностранной коллегии, однако эти очаровательные басни служат лишь затем, чтобы прикрыть нелепую гибель во всю жизнь свою не желавшего угомониться командора: через десять лет после провозглашения его королём Мадагаскара высадился он на острове, намереваясь создать здесь ни больше ни меньше независимое государство, для чего необходимо было вытеснить прочь хозяев-французов, – так Мауриций поднял малагасийцев и открыл театр военных действий, – местные племена уважали его и шли за ним, помня его прежнее добро; сначала удача сопутствовала командору, и французы отступали, но потом с Иль-де-Франса прибыл морем отряд воинственного капитана Ларшера, случайно наткнувшегося на тайную пешеходную тропу, которая вела в тылы Луибура – прямиком к крепости, где засели Мауриций с Кастусем и небольшой, человек в тридцать, отряд верных командору мальгашей; Ларшер приказал скорый шаг, – маленький гарнизон, увидев противника и став к обороне, зарядил ружья, а отряд капитана, подходя всё ближе, принялся стрелять, но пули французов не находили целей, – Бенёвский стоял на валу возле пушки и, имея преимущества высот, вообще рассчитывал на скорую победу, несмотря даже на численное превосходство супротивника… Ларшер между тем приближался, а командор выжидал, вглядываясь во врага, – наконец он принял решение и скомандовал огонь: Кастусь поднёс запал к пушечному фитилю, но… в этот момент с соседнего холма прилетела пуля, и Бенёвский не окончил команды… схватившись за саблю, он успел лишь едва вытащить её из ножен, – Кастусь в тот же миг поджёг фитиль, и пушка изрыгнула пламя, гулко грохнув, а Мауриций одновременно с выстрелом рухнул у лафета… это была единственная смерть в несостоявшемся сражении за Луибур, который так и не стал столицей вольного Мадагаскара, – крепость сдали, и наш романтический герой, воин, мореплаватель и искатель приключений, едва достигнув середины жизни, почил в зените славы… и многие герои, подобно ему, сгинули во цвете лет, – даже те, которых нельзя назвать героями, но которые попали, однако, на страницы исторических хроник и учебников, как это произошло с Мариковым и другими членами чукотского ревкома, погребёнными в ледяной яме для хранения солёной рыбы, – об этих событиях не могли знать дядя Богдан, Эленди с Кеотой и их предводитель Август Берзинь, ибо они были далеко и уже подъезжали к сельцу Марково, а днями ранее Берзинь сместил колчаковского старосту в Усть-Белой, объявив деревушку в новой власти, и без смущения вскрыл казённые склады – весь товар, хранившийся на них, безвозмездно перешёл к сельчанам; Марково было от Ново-Мариинска в шестистах верстах, а от Усть-Белой – в трёхстах, далее путь коммунаров лежал в Уэлен, но туда уж не суждено было им попасть, потому что рок указал им точку в Марково, где первым делом по прибытии Берзинь организовал всеобщий митинг, где и объявил о переменах таким образом, что каждый, даже самый несообразительный чукча осознал: пощады не будет никому, ибо комиссар при всей невзрачности своей фигуры внушил им такой ужас, которого не видели они со времён Шестакова и Павлуцкого; что было демонического в нём? ничего! просто ничего не было! перед чукчами стоял бледного вида, в общем-то, юнец, лет, может быть, не больше двадцати пяти – в кухлянке и алеутской меховой шапке, подбитой горностаем, на поясе висела у него деревянная кобура с глядящей из неё рукояткой револьвера, но в лице имел он какое-то фанатическое выражение, сообщающее окружающим о чрезвычайной его непримиримости, непреклонности и, может быть, даже идиотической решимости; видно было каждому и всем вместе, что решимость эту он применит во что бы то ни стало, как только возникнет в том необходимость, и уж не остановится ни перед чем, достигая своей цели, – рядом с ним, справа, стоял дядя Богдан, о другую руку – Эленди с Кеотой; комиссар стал твёрже, простёр голую, без рукавицы, руку и сказал: товарищи! дорогие мои товарищи! вот явилась Советская власть в ваши глухие места, принеся вам свободу, равенство, братство и возможность жить в довольстве и тепле… тут, обернувшись к дяде Богдану, шепнул он: переводи! и дядя Богдан стал переводить, а Берзинь, вынув свой револьвер из кобуры, поднял его и, потрясая им в воздухе, продолжил: товарищи! видите этот револьвер, свидетель и участник великих классовых битв? с его помощью мы завоюем благоденствие, и все вы, великие труженики и страдальцы, станете наконец свободными людьми, будете трудиться не на богатого сородича, не на купца, не на американского шакала, а на себя – на себя и на свою семью… а ещё – на Отчизну, любимую свою страну, которая одна только привечает вас! мы призваны, друзья, сделать её краше, лучше, удобнее для жизни, и мы, конечно, это сделаем! построим для вас удобные дома, проведём в них электричество, поставим внутри шифоньеры и козетки, а по всей тундре разведём чудо-огороды, ведь вы, бедолаги, не знаете, что такое овощи… вы и хлеба-то, пожалуй, не едали! – какие огороды, начальник! – крикнул кто-то по-чукчански, и дядя Богдан тут же перевёл, – ведь здесь Чукотка! – да! огороды! – отмахнулся Берзинь, – и мы станем выращивать на них вкусную картошку, морковь, свёклу, репу… да что́ репу! мы завезём сюда семена астраханских арбузов, азиатских дынь! мы рождены, чтоб сказку сделать былью! вы все будете сидеть в каменных домах с отоплением, гонять чаи под вишнёвое варенье и кушать сладкие солнечные дыни! – а дома́, что ли, за оленями станут с нами кочевать? – крикнули из толпы, и дядя Богдан снова заторопился с переводом, – да, товарищи, – продолжал Берзинь, по-прежнему не обращая внимания на реплики, – повсюду настроим мы домов, предприятий, заводов и фабрик, в каждом стойбище будет у нас театр и синематограф, – что-что? – переспросил кто-то, но Берзинь не слушал: еды будет сколько угодно! знаете такую ягоду зелёную – виноградом прозывается? сла-а-дкая она… попробуете наконец! марципаны, белые булки с изюмом! а спать будем на перинах! – мы, брат, – сказал кто-то по-русски, – в ярангах попривыкли, – оленем укрываемся,