Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Эта Ильяна, которая стоит на полуосвещенной сцене, совсем не та девочка-бунтарка, с которой Гриша столкнулась на автобусной остановке. Это она – клеила листовки с просьбой остановить насилие? Она – призывала к мирному протесту против сложившихся стереотипов? Она – спасала жизни, а не призывала лишать их?
Или теперь нет?
– Сядь на место. – Приказ Ильяны прилетает Грише оплеухой по щеке. Рыкова не теряется, мотает головой и впервые отказывается следовать чьим-то словам.
Она складывает руки на груди, чтобы защититься от зеленоватого отблеска узких нечеловеческих зрачков. Зильберман дергает носом вверх, признавая поражение. Гриша старается ей подбадривающе усмехнуться, но все еще ощущает ужас, холодящий спину. «Что же она задумала? – грохочет в голове. – Что же с ней будет?»
Но будет, если. Если поймают, перехватят, разоблачат. И Гриша прямо сейчас может Иллю остановить. У нее за поясом пистолет, и он уже нагрелся от жара ее тела. Выхватить его прямо сейчас, заставить поднять руки и предотвратить то, что неминуемо, – так она должна поступить. Должна. Клялась в этом зале, положив руку на Устав, что должна.
Шкурой Гриша чувствует, что если не она, то никто другой. Зал забит под завязку, кто-то прислушивается из коридора. Тихие, бесшумные слушатели – навы ли там? Вирии, сбежавшие с ночных учебных дежурств? Любопытные ползучие керасты, может, пожаловали разузнать, что тут творится в их отсутствие? Или та огромная тень – всего лишь аркуда, охранник института – хотел их настичь, но в итоге заинтересовался этим сборищем?
Находясь в логове предателей родины, Гриша обязана взять верх над ситуацией и перехватить контроль. Рычаг предохранителя – курок – одно движение, и Ильяна будет на прицеле. Гриша стрелять особо не умеет, но и не собирается. Это всего лишь предостережение – как рык.
– Дорогие мои сограждане!
Звонкий возглас в микрофон сбивает Гришу с опасной мысли. Она опускает руки по швам, готовая дать отпор в любой момент. Тот знак, который показывала Ильяна своим охранникам, не зря узнаваем для Рыковой. Это жестовая команда к нападению, которой обучают на институтских военных подготовках. Она понимает это погодя, чуть отдышавшись.
Ильяна миролюбиво поднимает раскрытую ладонь, призывая всех воспринять ее слова серьезно. Глаза ее блестят – от радости ли, от горя или страха, Гриша не разбирает.
Зал утихает. Рыкова и не заметила, что они бесперебойно галдят, обсуждая, каким же серьезным образом оборачивается обычное, привычное и ничем не примечательное собрание. Те листовки, на которые они тратят бумагу, – видимо, всегда вели к этому. Но ничем серьезнее пьяного разноса эти вечера не заканчивались; а уж после рюмочки любой бы, даже Рудым, себя сам обхаял. И те его собаки сторожевые поддакнули бы, мол, Славгород должен стать свободным, конечно, иначе никак.
Нет, в ее глазах все же страх.
* * *
Претерпела Ильяна достаточно. На кафедре рассыпались бумажки доклада под громким названием «Наши успехи за февраль, подведение итогов зимы и планы на весну». Она кропотливо составляла его с начала года, однако дописывала наспех – не хотела знать эти мизерные цифры. Как единственной девушке в верхушке РЁВа – она попала туда по блату, за деньги, за мордашку, – Старший доверяет ей только громкие речи, называя четкую дикцию и способности к ораторству «милым приятным голоском». Но Старшего больше нет, и думать о нем не нужно. Это больше не его дело – а ее, и только.
Гриша, черт! Ильяна коптит ее взглядом, недолго, но пронизывающе, – старается прогнать от себя. Ее быть здесь не должно, но она стоит – и хоть салют запусти, не сбежит.
На возвышении сцены ей дышится легче, и на душу приходит спокойствие. Уверенность, что она стоит на верном пути, подступает ближе и становится надежным подспорьем за спиной. Когда наконец вокруг нее – только сотни внимательных лиц, – она начинает свою речь.
– Начнем с сухой статистики. – Ильяна незначительно хмыкает, словно оглашение этого пункта не обязательное. Старожилы – плебеи Старшего – даже не оборачиваются, так и продолжая играть в карты за кулисами. – Всего от рук людей пострадало пятьсот семь гибридов… – Ильяна бесстрастно сверяется холодным взглядом с бумагами, и дрожь в ее руках поглощает крепко вбитая в пол сцены кафедра. – За февраль. Еще, по неточным сведениям, чуть больше трехсот – за январь, но тут праздники, сами понимаете.
Кому-то хватает духу нервно засмеяться. Гробовая минута тишины этот смешок не прощает.
– В декабре еще красочнее! Вы поглядите! – Она поднимает желтоватый листок и указывает на жирно написанное число. Один, ноль, ноль, ноль. – Тысяча! Пойманных, задержанных, убитых, приговоренных к смерти – планы горят. Планы!
Гриша опускается на ближайшее к ней кресло – но остается на краю, и край этот обрывочен во всех смыслах. Карпов встречает «планы» с большой обидой. Он лично работает целыми декабрями ради этих годовых показателей – арестовывает тех, кого приказали. Он Гришу за Мальву сильно винит, но забывает, что сам – всего-навсего гибрид. Не лучше, не хуже остальных.
– По статистике (это слово уже кажется матерным, и Илля кричит его так, что у каждого в голове звенит) за зиму сиротами остались около ста детей и при этом некому уже их усыновлять! И кто, скажите мне, ответит за это?!
Старожилы поднялись, чтобы прекратить самодеятельность неуважаемой ими мало́й и переглянулись – мол, как бы ее оттащить побережнее. Карты остались на импровизированном столике-коробке, носы угрожающе зашмыгали. РЁВ никогда не действует открыто. Привлекать молодежь выгодно, чтобы расшатывать положение, но Старший не приветствует открытую пропаганду. Он – вежливый хорт, жизнь сам проведший в службе Славгороду, и всегда говорит: в объединении, а не в насилии – наша сила.
На любом другом собрании, после выступления Ильяны, Мгелико Беридзе вышел бы на сцену, радостно поднял обе руки в миролюбивом жесте проповеднического объятия. Публика взревела бы, завидев суперзвезду – с ним ведь в «Коммунисте» не поболтать.
Мгелико – священник при своей маленькой импровизированной церкви, пусть и работающий по воле судьбы на границе, а Ильяне его религия очень чужда. Он – всего лишь лидер, которому она верит и с которым она пытается восстановить справедливость между гибридами и людьми. «Пусть люди не будут убивать нас
