Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Я и сам, расстрелянный без всякого суда, там, на границе, погиб за вас!» – закончил бы Мгелико.
– Вот уже десять лет РЁВ проводит свои собрания здесь, раз в три месяца, чтобы подытожить итоги нашей борьбы. – Ильяна нервно сглатывает, ожидая нападения Старожилов со спины. Но ничего не происходит, и она продолжает. – И это первое собрание, которое пройдет без нашего Старшего. Мгелико Беридзе предсказывал, что однажды войдет в эту статистику, но не предполагал, что это случится так глупо и скоро… Обороняя наши границы от неизвестной опасности, неспешно готовя план к нашему с вами всеобщему прорыву этих несчастных заборов без гарантий и сроков, лидер РЁВ был расстрелян по приказу мэра. За предательство.
В немом крике открылись рты. Перед Ильяниными глазами все плывет из-за слез, и потому выражения этих отзывчивых лиц она различить совсем не может. Пару капель ее решительного горя попадает на доклад, и чернила расплываются тут же.
– И я не хочу вам ничего доказывать! – Ильяна зло стучит кулаком по трещащему дереву и тут же указывает рукой на дверь по правую сторону сцены. – Встаньте и уходите. Вы проиграли эту борьбу. Но знайте – за вами придут!
Они заплакали, заныли и засобирались. Не все – кто-то даже не шелохнулся, то ли обескураженные новостями, то ли прилипшие от стыда к своему шаткому месту. Ильяна оборачивается на виновников своего срыва и щетинисто скалится по-животному тем, кто бесшумно уложил трех старожилов на пол.
Герасим Волков в ответ подмигивает ей подбитым глазом. Размер синяка – с кулак Ильяниного отца.
– Умница.
Глава тридцать первая
Петя складывает руки на спинке кресла впереди и прячет уставшее лицо в складках своей куртки. Гриша лишь единожды оборачивается на него, стараясь не упустить из виду – страх, что в глубине его души плещется что-то неведомое и опасное, все еще при ней. Он был там? Мгелико расстреляли на его глазах, и за это он получил потрепанный талон? Получил – просроченную подачку взамен на созерцание чужой несправедливой смерти?
Уходя из зала, никто не включает потолочный яркий свет. Гриша почему-то ждет, что словно бы после детского утренника в честь Нового года, школьная ведущая – звезда! – Ильяна спустится к ним, чтобы отдохнуть и посплетничать о скорченных директрисою мордах. Но она не идет. Без страха и смятения Ильяна, не моргая, уставилась за кулисы – как чья-то домашняя питомица, завидевшая в углу призрачный отблеск. Совсем ничего не происходит, пока Гриша, любопытно склонив голову, изучает Ильянину реакцию. Эмоции на таком расстоянии считываются тяжело, но какие-то обрывки она все же цепляет. Затененное полумраком лицо искажается злобой. Поразительно меняется ее пленительная красота – от изящной гладкой чистоты до скомканной углами спеси.
И тут – шум. От перегруза Рыкова теряется. Грохочут металлические двери где-то далеко на этаже, топочут ноги по лестнице с трясущимися перилами, грубо вскрикивает Петя, который поднимается на ноги рывком, и по ушам начинают хлопать бьющиеся друг об друга ладоши. Аплодисменты?
На вышедшего из-за кулис Гриша рычит. Неосознанно, неспециально – но она себя не сдерживает, не старается этот порыв скрыть. Зубы ее крепко стиснуты до скрежета, иначе зал уже залил бы чистый звонкий лай.
– Не смущайся, Гриша, – приторно-мягко предвосхищает сомнения Вожак Стаи, приветственно ей кивая, – твой нюх при тебе. Это все благодаря нашей с тобой подружке. Перец, корица и…
– Еще бы дольше шли. Пропустили почти все, – раздраженно бурчит Ильяна, не поддерживая с Герасимом никакого разговора. Она вообще вся становится ненастоящей: начинает хлопать ресницами, чтобы поскорее сморгнуть будто бы наигранные слезы. – Фу! – Она рявкает на кого-то из стайных собак, словно все в этом зале принадлежит ей. – Вы можете вести себя как нормальные собаки?
– Вы кто такие? – произносит дежурным милицейским голосом Петя и с тугим щелчком поднимает маленький рубильник на старом советском выключателе. Прятаться некуда, и все тени утекают под пол.
Все вдруг обращают на него внимание, и от череды пристальных взглядов Карпов заметно ежится. Из всей Стаи – здесь Вожак и четверо еще собак разных мастей за компанию. Ильяна, уже заостренными когтями взъерошившая себе волосы, держится от них особняком. Но не по-вражески, а снисходительно. Хозяйка, вынужденная принимать у себя нежеланных, но полезных для себя гостей.
– Петь, уходи, – дрожащим голосом произносит Гриша очень требовательно, нетерпеливо. – Уходи прямо сейчас.
– Чего?! – возмущенно отзывается тот, и расстояние между ними позволяет ему ослушаться. – Я еще раз повторяю: кто – вы – такие?
Гриша остается на своем месте и не может даже двинуть рукой. Парализованная от напряжения, она качает головой. «Не нужно тебе спрашивать, не нужно тебе это знать», – умоляет она Петю про себя.
– Гришины друзья. – Герасим улыбается так, что звук клацанья его зубов эхом отражается от стен. – Может быть, даже ее семья. Новая. Посмертная.
– Гриша, успокойся, – подает голос Ильяна. Разве Гриша неспокойна? Она стоит и молчит. Смотрит и терпит.
«Как на построении, – уверяет себя Рыкова, инстинктивно вздернув подбородок, – нужно побыть „смирной“, пока не прикажут стать „вольной“». Зажмуриться она не может, потому смотрит в пол – это единственный способ избежать прямого болезненного зрительного контакта. Со стеной Гриша не сливается, потому что слишком сбита в плечах, лохмата и послушна. На стене краска облупилась, и фанера чуть отошла – в ней больше непокорности, чем в этой собаке.
Ильяна с Герасимом довольно похоже хмыкают. Запросить у них объяснений Грише не хватает сил. То, что они явно спелись, пробуждает в ней тлеющее разочарование.
Они заодно. За-од-но. И все – обман.
– Пошли, – говорит Гриша, но не двигается. Петя, встрепенувшись, оборачивается к ней. – Пошли отсюда. Мы зря сюда пришли.
– Не зря! – Ильяна вспыхивает, вдруг словно очнувшись от своего сна, и спрыгивает со сцены на крепкие каблуки стоптанных сапожек. В своих мечтаниях она ощущает себя иначе, и, видимо, только горькое и жгущее Гришино слово цепляет ее за настоящее живое и выдергивает из фантазии. – Я все объясню, ну, стой!
И только Ильяна ринулась навстречу к Грише, та открепилась от придирчивого паркета и широко зашагала к выходу. Спрятав сжавшиеся кулаки поглубже в карманы, Гриша толкнула плечом своего последнего оставшегося соратника – Петю – и вышла вон. К своему удивлению, Илля даже не сбавила шагу, когда обиженная фигура скрылась за большой дверью, и потому она локтем приложилась в закрывающуюся створку с таким рвением, что Петя не
