Читаем без скачивания Славгород - Софа Вернер

– Это как большой семейный стол, – как-то слишком уж мечтательно добавляет Петя. – Вы, наверное, никогда такого не знали… Но в больших семьях… я за таким столом обедал каждый день.

Он говорит это стыдливо: не хочет признаваться, что по собственной вине живет вдали от любящей семьи. Петя никогда не посвящает отдельных тирад причинам своего ухода из общины, но Гриша знает, что он лишь по молодой глупости доверился дуре Мальве и наотмашь перечеркнул себе возможную-великую-маленькую жизнь. Его лицо снова делается – пустым, прозрачным и печальным, но это минутное наваждение слетает с него под громогласное стайное «Здарова!».

У одной из женщин напротив по шее тянется причудливая татуировка – змея лениво ползет по светлой коже, западает в ключицы, струится по плечам и прячет голову где-то на пути к груди. Гриша с силой усаживает себя за стол напротив нее, потому что стесняется ее лучистой красоты. Она не собака, но в Стае, и объяснить себе такое присутствие Рыкова пока что не может. Соседка по столу очень приветлива, она указывает на пирожки с мясом и предлагает полакомиться ими, не стесняясь. «Как хозяйка», – удивляется Гриша про себя и не продолжает пялиться – сильно смущается открытого добродушного взгляда.

Внезапно найденная обласканная ею собака ложится под ногами и греет своим дыханием голени.

– Ты дрожишь? – аккуратно и заботливо спрашивает Ильяна, чувствуя, как Грише неуютно. Это ощущение можно описать так: в горле ком, и ты пьешь, пьешь, а сглотнуть его не можешь. И носоглотка пощипывает – требует, чтобы эту трескающуюся сухость поскорее уняли. Так она понимает тревогу близких – сразу, безошибочно.

– Все в порядке, – отрицательно кивает головой Рыкова, и как хочешь, так ее и понимай.

Ильяне тяжело скрывать свой восторг от незнакомого ей праздника, однако она любит общества – неважно с кем, главное, быть в единении. Тут либо в оргию угодишь, либо в сопротивление – но Ильяне-то чего бояться?

Стоит какому-то хорту громко лязгнуть цепями, Илля вздрагивает и жмется к Гришиному локтю поближе. Петя далеко, сидит через нескольких псов от нее – с кем-то уже вовсю флиртует. От крепости (когда успел?) приветственной рюмки он уже «поплыл» – и поэтому симпатичные двойняшки уже упрашивают его показать радужную чешую на бедре.

Мертвый запеченный зеркальный карп с неаккуратно общипанными чешуйками и пустым стеклянным глазом неаппетитно лежит прямо перед носом. Гриша вся размякла – сонливость напомнила о себе резким кивком ее головы вбок, и еда отступает на задний план. Все лязгают вилками и ложками о свои тарелки. Похоже, что таким образом Герасим предпочитает собирать свою Стаю целиком и вместе, приманивая на изобильный стол. Это работает – народу столько, что не продохнуть.

Хозяйка, которую ранее заметила Гриша, теснится, хихикает и вжимается в ребят, сидящих справа – чтобы рядом с ней освободилось место, и его занял кто-то ново-пришедший. Скрип вылощенной кожи и тяжелый шлейф табака – можно не открывать сомкнувшихся глаз, и так понятно, кто втискивает свое тело в ряд сидящих напротив.

Видеть его Гриша не хочет. Она простила Ильяну, и теперь та радостно греет бок, щебеча и воркуя: «Гриш, налить тебе?», «Гриш, вот, попробуй, очень вкусно», и сил у Рыковой хватает только одобрительно хмыкнуть, кивнуть или улыбнуться. Ильяне этого достаточно. Она выросла с холодным отцом, дававшим любовь порционно, и ту еще надо было заслужить. Потому, отражая Гришину злобу, в разговор Ильяна вступает первая, защищая:

– Не смей даже гавкнуть что-то плохое! – Видимо, Герасим открыл рот, потому что болтливую натуру не перебьешь ничем, поэтому Илля спешит его заткнуть.

Гриша и не замечает, как щека кренится к плечу, а свет все меньше проникает сквозь ресницы. Стук ладони по столу приводит на мгновение ее в чувство. Посуда звенит, скамьи и стулья шатаются. Под ногами дрожит земля: это топот нетерпеливых лап, создающих неизвестный ушам Гриши ритм.

Петя сразу ощущает музыку и хмурится, пытаясь распознать незнакомый мотив. Тяжелые ботинки ударяются о бетон, покрытый линолеумом; пальцы тарабанят по столам в цветастых клеенках; и это – гимн. Песнь приветствия Вожаку.

Отдаленный ропот и гул не отвлек Гришу от внезапно навалившейся усталости, а Ильяна встревожилась не на шутку. Названная Хозяйка тут же тянет к ней свои родные, знакомые, почти материнские руки. Илля благодарно принимает понятную ее природе кошачью поддержку и не впадает в панику.

– Как ты… тут одна? – одними губами интересуется удивленная Ильяна и легонько пинает ее ноги под столом. Она одна не присоединяется к гомону.

– Не одна, – также беззвучно отвечает Хозяйка и кивает на вставшего из-за стола Герасима. Его стул громко скрипит, отодвигаясь назад.

Он не один тоже – с ним Стая.

Одним жестом он прекращает шум, поднятый в его честь. Удивительно послушные хорты – как единый организм замолкают. Уши, носы, глаза, лапы – обращены к одному, и Гриша от этой тишины неожиданно трепещет: вздрагивает, как от толчка, и обнаруживает себя под ожидающим вниманием сама. Герасим Волков нависает над ней, хоть и невысок, но разделяющий их стол ему совсем не мешает. Петя ободряюще, в полной тишине, хлопает в ладоши, и кто-то на него строго шикает.

– Псы!

Его вскрик не кажется ругательством. Гриша реагирует на хриплый голос и сама, окончательно просыпаясь. Бессонная ночь не смогла забрать ее и, лениво пожевав, опять выплевывает на осуждение для всех.

Удивительно, что они тоже оказались здесь, среди этих нелюдей, объединенных особенной идеей дружественности. Столы выстроены в такую длинную линию, что если встать на один его конец и пойти прямо по выставленным тарелкам, то к концу ты дойдешь точно нескоро. И тебя будут хватать за ноги – смеха ради, не со зла, ради мимолетного внимания. Гриша хочет уйти – для нее это чувство самое знакомое.

– Нечасто мы собираемся, да? – смеется Герасим, и все смеются с ним. – Да вас хер соберешь! Один – вон – Леха, а? Пришлось тебя из обезьянника вытаскивать! Вечно ты! (И кто-то толкает этого Леху чуть ли не на пол, шутливо тычет ему кулаками под ребра.) Все-все, переставайте вы это дело.

Гриша поворачивается к Илле, ища у нее поддержки, и обнаруживает ее завороженно слушающей приятную и простую речь Вожака общины, в которую запросто влилась. «Дело раскрыто, – хмыкает Гриша про себя, – ей просто нравятся кружки по интересам. Кройка-шитье, революция, бандитизм».

– Поводы всегда у нас хорошие, даже если случается плохое. – Герасим удовлетворенно кивает, поднимает граненый стакан повыше, и все инстинктивно хватаются