Читаем без скачивания Из глубины экрана. Интерпретация кинотекстов - Вадим Юрьевич Михайлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В райзмановском «Коммунисте» эта модель организации высказывания, построенная на двух кульминациях, работает в полной мере. Исходная недостача возникает в ходе строительства Загорской электростанции[194] — на стройке не хватает гвоздей. И коммунист Василий Губанов, получивший ранение на фронте и назначенный местной партийной организацией заведовать складом, должен ехать в Москву, чтобы любыми способами гвозди добыть. Само сочетание слов «коммунист» и «гвозди» в советской традиции уже было символически емким, поскольку отсылало зрителя к знакомому со школы двустишию, которым заканчивалось стихотворение Николая Тихонова «Баллада о гвоздях»: «Гвозди б делать из этих людей: Крепче б не было в мире гвоздей». Советская пропаганда связывала эту гномическую фразу с большевиками, погибшими во время Гражданской войны[195], причем связывала настолько устойчиво, что фраза фактически превратилась в лозунг, ориентированный на поддержание как внешнего героического образа коммуниста, так и внутрипартийной идентичности. Так что сюжет о коммунисте в поисках гвоздей можно считать если и не тавтологичным, то автокомментирующим.
Как и положено, Губанов и его комический напарник долго и безуспешно пытаются обрести искомое, причем физическим воплощением вставших перед ними непреодолимых препятствий становится часовой на входе в святая святых, в Кремль, который отказывается впускать их без пропуска[196]. Появление волшебного помощника в обязательной «комиссарской» кожаной куртке мигом снимает все бюрократические проблемы, и загорские ходоки попадают в магическое пространство, в котором творится История. Центром этого пространства, конечно же, оказывается Ленин, который, — как ему и положено в советской кинематографической традиции, — случайно узнав о проблемах с гвоздями, тут же прерывает совещание Совнаркома, где как раз и обсуждается план электрификации России, и лично начинает обзванивать какие-то потенциально урожайные на гвозди места. Главный совет, который он дает Василию Губанову, удивительно уместен с точки зрения мобилизационного заказа, стоявшего перед Юлием Райзманом в конце 1950‑х годов: для того чтобы общенародное «дело» двигалось вперед, необходимы усилия, усилия и еще раз усилия каждого рядового коммуниста.
Ленин настаивает на том, что прежде всего нужны полная самоотдача и готовность идти до конца — и тогда все преграды падут сами собой: «…а насчет шурупов — вы поднажмите на него сами, он поддается». И тут же — участливо спрашивает, не голодают ли в Загоре рабочие. Отношения между Партией и Народом в предложенной перспективе строятся на принципах исключительно реципрокных. Да, Партия присваивает право распоряжаться жизнью простого человека по своему усмотрению — поскольку ей видны исторические горизонты, с его маленькой индивидуальной колокольни попросту непредставимые. Однако в ответ она готова исполнять по отношению к нему функции, по сути своей сугубо родительские, поскольку ежеминутно помнит и заботится о его нуждах. И рядовой коммунист Губанов — то самое необходимое звено, тот передаточный механизм, через который это взаимодействие только и может быть осуществлено в полной мере. Поэтому и ответственность на нем лежит особая, и спрос с него иной[197].
Ленинская эпифания должным образом размечена и обставлена. Коммунист Губанов оставляет Дениса, своего Санчо Пансу, в преддверии храма, в буквальном смысле pro fanum, — поскольку лицезрение божества есть удел того, кто впоследствии обречен стать сакральной жертвой, — и проникает в случайно приоткрывшуюся дверь один[198]. Ленина он поначалу не идентифицирует — как и зритель, — поскольку в зале находятся одновременно человек тридцать, и центром внимания является стоящий у огромной настенной карты Глеб Кржижановский, который как раз излагает проект создания единой сети электростанций. В зале царит едва ли не семейная атмосфера, одновременно теплая и праздничная: все эти люди доверяют друг другу, и вместе им удобно не только работать, но и соприсутствовать. Поймав глазами вторгшегося в сакральное пространство Губанова, секретарша укоризненно и улыбчиво качает головой, так, словно реагирует на любимого и не слишком послушного ребенка, который вмешался во взрослый разговор, — и тут же отыскивает среди сидящих товарища Зимнего. Тот уже почти успевает выпроводить самоотверженного искателя гвоздей за дверь, но тут его окликает чей-то голос из глубины комнаты, и Зимний, обернувшись, произносит священную формулу: «Владимир Ильич». С Василием Губановым происходит метаморфоза, конечно, не настолько радикальная, как когда-то с персонажем Бориса Тенина в «Человеке с ружьем». Он не роняет чайник и не падает в обморок. Но Евгений Урбанский, сыгравший эту роль, умудряется прямо в кадре зажечь внутри своего героя лампочку Ильича такой мощности, словно к нему вдруг одновременно сошлись высоковольтные провода от всех еще не построенных электростанций будущего светлого и прекрасного Советского Союза.
Ленин мигом вникает в суть дела и, включив свою фирменную хитринку, буквально за полминуты решает вопрос, без него положительно неразрешимый; интересуется положением рабочих на строительстве; спрашивает — с явным намерением запомнить — как зовут героя. Инициация состоялась, и в предхрамовое пространство возвращается совершено иной Василий Губанов, сияющий изнутри, изъясняющийся короткими гномическими фразами: «Есть гвозди! ЛЕНИН достал!» Денис совершает подряд несколько комических па, одновременно разряжая обстановку, переводя сюжет в плоскость повседневного «народного» поведения и оттеняя ту ауру избранности, которую отныне Василий Губанов станет нести — вплоть до скорой своей героической смерти. Теперь каждый совершаемый им поступок — даже самый проходной и малозаметный — будет подсвечен «Лениным внутри». Неудивительно, что сразу после возвращения в Загору сам собой сдвинется с мертвой точки и сюжет сугубо интимный[199]. Денис, кстати, тоже примет на себя частичку просветленности и отработает собственную ироикомическую линию, в которой обыгрывается известная история о голодном обмороке Александра Цюрупы, Наркомпрода РСФСР, популяризированная советской пропагандой в фильме Михаила Ромма «Ленин в 1918 году» (1939)[200]. В райзмановском «Коммунисте» Денис везет в Загору вагон с продовольствием и приезжает раздетый до исподнего, поскольку по дороге не трогает ни крупинки вверенной ему еды и вместо этого выменивает все свои вещи на сало и хлеб у знакомого крестьянина-мешочника.
Крестьяне в «Коммунисте» — неорганизованная темная масса, трусливая, агрессивная и вороватая. Ключевую систему сигналов, поясняющих этот контекст, Юлий Райзман вполне ожидаемо подает через набор «материальных» деталей. Федор, тот самый мешочник и по совместительству муж главной лирической героини, «громил помещиков» в 1917 году, потому что «все громили», и разжился некоторым количеством сарпинки, легкой и прочной хлопчатобумажной ткани, на производстве которой специализировались поволжские немцы. Эта сарпинка — его ключевой актив: при первых же симптомах грядущих перемен он начинает обсуждать с женой, как и куда перепрятать ткань, а потом именно сарпинку пускает на обмен, чтобы
