Читаем без скачивания Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница - Василе Александри

1890

ПЛОХАЯ ДОЛЖНИЦА

Перевод Р. Морана

Шла с мельницы девица.И — надо ж так случиться! —Мешок свалила наземь,А снова не поднять!«Снести?» — «А как?» — «За платуМешок доставлю в хату!»Решилась вмиг на трату:Что ж, можно и нанять!

Идем. На полдорогеЯ кланяюсь ей в ноги:«Плати три поцелуя!»Но вот беда, друзья:У ней своя забота.Высчитывает что-то,Твердит, что нет расчета,Не может и нельзя!

С меня и двух, мол, хватит,Один — сейчас оплатит, Второй — когда стемнеет…Толкуй, дружок, толкуй, —Тебе нужна оттяжка!И должен я, бедняжка,С мешком тащиться тяжкоСемь верст — за поцелуй.

1891

«ВСЕ ТРОЕ, БОЖЕ!»

Перевод И. Гуровой

Три сына было у отца.И все три сына были взятыВ один и тот же день в солдаты.А он молился без конца,Чтоб сыновья остались живыПод градом из свинца.

Неделя за неделей шла.И наконец известно стало.Что знамя грозных турок пало,Что в битве вырвана былаПобеда доблестью геройскойРумынского орла.

Приказ правительство дало,И напечатала газета,Что те, кто начал службу с лета,Домой вернутся. Время шло —И стали приходить солдатыВ родимое село.

Он ждал — вот-вот придут втроем…Но ни один не возвращался.Он терпеливо дожидался,А радость угасала в нем,И мысли в голове роились —Страшнее с каждым днем,

И не хватило силы ждать,Но он по-прежнему молился.Никто из тех, кто возвратился,Не смог о детях рассказать.Тогда поехал он в казарму,Чтоб самому узнать.

С ним говорил старик капрал.Спросил: «Отец, кого вам надо?»Был первенцем любимым Раду,И первым Раду он назвал.«Погиб он в битве. Он под ПлевнойГеройской смертью пал».

Давно предчувствовал бедняк.Что Раду нет уже на свете.Когда ж слова услышал эти,Не мог поверить им никак.Не мог поверить, чтобы РадуОдел могильный мрак.

«Да будет проклят недруг злой!А Джеордже где?» — «Он под СмырданомУбит турецким ятаганом».«А Мирча где? Последний мой?!»«И Мирча под крестом дубовымЛежит в земле сырой».

И, онемев, отец эастыл.Глаза смотрели в землю тупо.Казалось, видел он три трупаСвоих детей на дне могил.Стоял он, как Христос распятый,Без воли и без сил.

Сдавила грудь его тоска.Он вышел. Ноги не держали.А губы имена шептали…Стон вырвался у старика,И слепо шарила по стенамКостлявая рука.

Он брел вперед — куда-нибудь,В пространство глядя скорбным взором,Потом на камень под заборомПрисел немного отдохнуть.Упала голова седаяБезжизненно на грудь.

Никак не мог понять отец…А солнце в небесах пылало,Потом клониться ниже сталоИ закатилось наконец.Он все сидел на сером камне,Недвижно, как мертвец.

Шел франт, и нищий брел с сумой,Пролетки плыли в клубах пыли,Солдаты строем проходили…Он все не мог уйти домой.А губы горестно шептали:«Все трое, боже мой!»

1891

С ВОЛАМИ

Перевод С. Шервинского

На зорьке слышу свист бичаИ вижу — к хате два быкаИдут себе, мыча.Я… я сидела у станка,Узнала бич издалека,Взглянуть украдкой на дружкаВскочила сгоряча!

Всю пряжу спутала, хоть брось!Окно разбила… Жду его,Аж сердце занялось!Ума, знать, нету своего!Чего хотела?.. Ничего,Спросить лишь — только и всего, —Как ночь ему спалось…

А он — чудной! Схватил меняИ целоваться лезет вдругПри всех, средь бела дня!Рванулась у него из рук,Браню его, хоть он и друг.Такой был, право, перепуг!..Теперь жалею я…

Когда же я обратно шла,Босую ногу у дверейОб гвоздь ободрала…Да пусть!.. А парень всех милей…Теперь, жалей я не жалей,Ему, по милости моей,Работа тяжела!

1891

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ

Перевод И. Гуровой

Даль еще кругом смеется.На полянах средь кустовСтайки кружатся дроздов,Но неслышно ночь крадетсяИз лесов.

Овцы загнаны в овчарни.Слышен мерный скрип колес —Тяжело ползет обоз.На лугу кончают парниСенокос.

Вот уж засинели дали.Женщины с водой бредут.Девушки с полей бегут,Выше юбки подобралиИ поют.

Дети бросили возитьсяИ кричать наперебой.Вот домой бегут гурьбой.Над печами дым клубитсяГолубой.

Постепенно утихаетШум вечернего села.Кончив все свои дела,Люд усталый засыпает.Ночь пришла.

Облака на небе тают.Спит селенье в тишине.Не блестит огонь в окне.Лишь собаки хрипло лаютИ во сне.

За холмом — полоска света.Ярче, ярче — вот она!Поднимается луна,Словно ясный лоб поэта,Дум полна.

Мягким колокольным звономСтарый бор сосновый полн.Еле слышен ропот волн,И чернеет над затономСтарый челн.

Ветер набегает реже,И воды застыла гладь.Людям можно мирно спать:Тихо в небе на земле же —Благодать.

Лишь любовь не спит, волнует,Дразнит юные сердца:Тайно встретясь у крыльца,Милый милую целуетБез конца.

1892

EX OSSIBUS ULTOR![71]

(Легенда)

Перевод В. Корчагина

Жил царь когда-то молодой.Он подлецов лишал богатства,Теснил тиранов, веря в братство,Пресек насилье и разбой.Но два князька, беснуясь в злобеИ двух других подговори,Схватили юношу царяИ погребли в глухой чащобе.

А чтоб палаческий палашСтрашил предавшихся печали,Власть поделив, они сказали:«Преступен был гонитель наш!»Попы обрушили проклятьеНа тех, кто вспоминал о нем;Карался пытками, огнемНадевший траурное платье…

И к месту, где почил герой,Никто, никто пути не знает, —Сам ад от взоров ограждаетЕго могилу вечной тьмой.Не проникают к той могилеНи скорбный плач, ни яркий луч.Ни ветерка там… Лес дремуч,Немые сосны тайну скрыли.

И лишь порой, когда зарюНастигнет туча грозовая,Из бездны молния, сверкая,Слетает к спящему царю.И кажется, что царь убитыйОковы тьмы готов стряхнуть,Что бог указывает путьК могиле, временем забытой.

Настанет час — огонь небесСразит неправду вековую,Пожар разгонит тьму ночную,Заговорит, пылая, лес.Восстанет в пламени багряномЦарь, молнии разящей брат,И распахнет дорогу в адЕго исчадиям — тиранам.

1892

ПОЭТ И КРИТИК

Перевод Р. Морана

«Я дам тебе прямой ответ:Прошу, оставь мечту о музах,Ведь ты бездарнейший поэтЗдесь, в Сиракузах!Трохей хромает, ямб убог,Бессвязен стих, ужасен слог».

Но Дионисий[72] не внимал,С Аяксом схожий в злобе ярой,Он запер критика в подвалПод башней старой.В Гомера тучи стрел мечи,Но если он монарх, — молчи!

В короне плох любой поэт,Но, кто поэтом стал на троне,Тот — гений. И сомнений нет,Что и в Нероне,Когда он при смерти хрипел,Не кесарь, но артист скорбел.

И бедный критик, от чинушТерпя щелчки и оскорбленья,Весь день был вынужден к тому жСтрадать от чтеньяСтихов, какие в час инойОн звал бездарною стряпней.

С утра до вечера при немГнусавил раб; шуршали свитки…И подвергался день за днемОн этой пытке.Там был исписан даже сводОтрывками из тех же од.

Так год прошел. И вот в тюрьмуПришел чиновник с доброй вестью:Тиран прощает все емуИ просит честьюСкорей явиться во дворец.Радушен царственный певец!

«Я вновь стихи сложил. И мнеПоют зоилы дифирамбы!Теперь я делаю вполнеПрилично ямбы.В них вовсе нет плохих стихов!Хочу узнать: твой суд каков?»

Являя вдохновенья вид,Поэт читает… Вьются списки.И голос выспренний звучитПо-олимпийски!Придворные в восторге: «Ах,Какой талант! Какой размах!»

«А ты что скажешь, Поликсен?»Но тот, не отвечая даже,Дрожа, побрел вдоль пышных стенИ молвил страже:«Ключ от тюрьмы с тобою, брат?Веди меня в тюрьму назад!»

1892