Читаем без скачивания Александри В. Стихотворения. Эминеску М. Стихотворения. Кошбук Д. Стихотворения. Караджале И.-Л. Потерянное письмо. Рассказы. Славич И. Счастливая мельница - Василе Александри
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1892
ПОЭТ И КРИТИК
Перевод Р. Морана
«Я дам тебе прямой ответ:Прошу, оставь мечту о музах,Ведь ты бездарнейший поэтЗдесь, в Сиракузах!Трохей хромает, ямб убог,Бессвязен стих, ужасен слог».
Но Дионисий[72] не внимал,С Аяксом схожий в злобе ярой,Он запер критика в подвалПод башней старой.В Гомера тучи стрел мечи,Но если он монарх, — молчи!
В короне плох любой поэт,Но, кто поэтом стал на троне,Тот — гений. И сомнений нет,Что и в Нероне,Когда он при смерти хрипел,Не кесарь, но артист скорбел.
И бедный критик, от чинушТерпя щелчки и оскорбленья,Весь день был вынужден к тому жСтрадать от чтеньяСтихов, какие в час инойОн звал бездарною стряпней.
С утра до вечера при немГнусавил раб; шуршали свитки…И подвергался день за днемОн этой пытке.Там был исписан даже сводОтрывками из тех же од.
Так год прошел. И вот в тюрьмуПришел чиновник с доброй вестью:Тиран прощает все емуИ просит честьюСкорей явиться во дворец.Радушен царственный певец!
«Я вновь стихи сложил. И мнеПоют зоилы дифирамбы!Теперь я делаю вполнеПрилично ямбы.В них вовсе нет плохих стихов!Хочу узнать: твой суд каков?»
Являя вдохновенья вид,Поэт читает… Вьются списки.И голос выспренний звучитПо-олимпийски!Придворные в восторге: «Ах,Какой талант! Какой размах!»
«А ты что скажешь, Поликсен?»Но тот, не отвечая даже,Дрожа, побрел вдоль пышных стенИ молвил страже:«Ключ от тюрьмы с тобою, брат?Веди меня в тюрьму назад!»
1892
МОСТИК РУМИ
Перевод Р. Морана
IГоворят, вся мудрость мираВ голове у Руми скрыта.Вот его к владыке ГуптеКак-то приводит свита.«Завтра Новый год, — промолвилГосударь, — и по законамСтарины веселый праздникМы должны устроить женам.
Ты святой и чудотворец,Признанный всем честным людом,Я желаю, чтобы завтраТы украсил новым чудомНаше празднество. Согласен?»Но безмолвен мудрый Руми,Он ответа не находит.Впал в глубокое раздумье.
А потом ушел. Когда-тоОн свершил чудес немало,Но прекраснейшее чудоРуми завтра предстояло.
IIВсе народы ГималаевСобрались в долине горной:Жрец, вельможа, раб, крестьянин,В белом шлеме воин черный.В стороне стоят мужчины,А в широком полукругеПляшут в праздничных одеждахСестры, дочери, супруги.Семьдесят принцесс цепочкойКоролева в танце водит.Знак — и пляска замирает.Руми из шатра выходит.Что в шатре? Никто не знает.Тишина царит, покудаРаздвигаются полотна,Облекающие чудо.
Видят: столбики открылись,А на них дорожкой шаткойДоски тонкие лежали.Просто мостик. В чем загадка?«Государь, один всевышнийВ сердце женщины читает.Посмотри — в простой дощечкеМудрость божья обитает.
Если на дорожку этуСтупит верная супруга,Красота ее лишь ярчеРасцветет на счастье друга.Если же взойдет на мостикТа, что мужу изменила, —Искупая грех, красоткаПочернеет, как чернила!
Но таких здесь нет, надеюсь.С самой скромной, благороднойМы начнем. Потом за неюВсе пройдут поочередно».Смолкли сотни тысяч женщин.Сколько чистой женской чести,Добродетели безгрешнойЗдесь в одном скопилось месте!
Добродетель, учат Веды,Молчалива и бесстрастна.Отдает приказы Гупта,Просит, злится — все напрасно!И тогда он к королевеОбращается с улыбкой:«Может, первой для примераТы пройдешь по тропке зыбкой?»
«Я прошла бы, мне не страшно,Мне-то лично безразлично,Только в чести королевыСомневаться неприлично!Ах, меня бросает в краску…Как? Во мне ты не уверен,Раз ты именно сегодняИспытать жену намерен?!»
Гупта мрачно отвернулся.Он окинул взглядом быстрымНипунику, муж которойБыл красавцем и министром.«Государь, — она сказала, —Мы застенчивы и слабы,Много глаз меня смущают,А иначе я прошла бы!»
И принцессы были б радыПробежать, не оступиться, —Но позвольте, мостик можетОбмануть иль ошибиться!Мало ль что еще случится…Руми шутит, это ясно,Да и доски слишком тонки —Им довериться опасно!
И потом — как можно веритьПоказаньям чурок грубых?Убедила государяРечь красавиц алогубых.
И спросил он Руми хмуро:«Где же чудо?» — Улыбаясь,Жрец ответил: «Этот мостикНе волшебный мостик, каюсь.Им не могут быть раскрытыНи порок, ни добродетель,Но из-за него сегодняТрех чудес ты был свидетель.
Величайшая заслуга —Не исполниться гордыни,Зная блеск своих достоинств.Ну, не чудо ли, что нынеСреди сотен тысяч женщин,Посрамив мою затею,Ни одна не возгордиласьДобродетелью своею?
Красота живет недолго,Зла она источник явный,Это женщинам известно,Вот они и благонравны!Так легко им стать красивей,Выйти всех милей отсюда;Ни одна не захотела!Это ли, скажи, не чудо?
Третьим чудом, вечно новым,Было то, что мы доселеО втором и первом чудеИ понятья не имели!»
Рассмеялся грозный Гупта,Вторил каждый царедворец,Хохотал народ, смеялсяДаже Руми-чудотворец.
Но, смеясь, мужья на доскиНедоверчиво глядели:Подозренья в них возникли,Их раздумья одолели.Ну, а жены? Так как честь ихОказалась вне сомненья,То они над старым РумиПотешались без стесненья.
1893
Николае Григореску (1838–1907)
«Штурм Смырдана»
ПЕСНЯ ВЕРЕТЕНА
Перевод В. Дынник
Сложила эту песнюЯ в горнице своей.Сложила эту песню,Не думая о ней.Крутилось и крутилосьМое веретено,За ним я повторяла,Что пело мне оно.
Едва окончу песню —И затяну опять.Хоть позабыть бы рада,Никак не отогнать!За пряжею, у печки,В дороге — все пою.Что за напасть такаяНа голову мою!
Усядусь ли за ужин —Слеза и потекла!Кусок застрянет в горле,Встаю из-за стола.Бегу на вольный воздух,А в голове гудит.Ее сожму руками,Пою, пою навзрыд.
Я к мельнице подамся,А колесо в рекеМне песню напеваетНа нашем языке.Тогда сама невольноЯ запою тотчас.Крестясь в испуге, мельникС меня не сводит глаз.
Чтобы тоску и песнюРазвеять по волнам,Брожу я над рекою,Но вдруг по сторонамКак запоют платаныПод тихим ветерком!Напев их повторяю, —Он так душе знаком.
Пойду бродить лугами,А луговой просторВокруг поет и плачет —Иду укрыться в бор.В бору привольно плакать, —Он сам гудит, стеня.Повсюду плач — а людиДивятся на меня!
Но виновато толькоМое веретено:Я просто повторяю,Что пело мне оно.Как жизнь моя без счастьяДлинна и тяжела!Быстрее бы летелаИли к концу пришла!
Совсем к концу пришла бы, —И место бы нашлосьМне вволю нарыдаться,Не сдерживая слез,А то и мать бранится,Да и отец сердит,И молча, с удивленьемВ селе народ глядит.
Лишь ночью, темной ночьюМогу, сама с собой,Я до рассвета плакатьВ подушку головой.Вот обниму подушку —И плачу без ума:Ведь этих слез не видитИ матушка сама.
1893
