Читаем без скачивания Мастер сахарного дела - Майте Уседа

– На мой взгляд, куда полезнее думать, что мы благородны, ведь наши мысли о самих себе влияют на наше поведение. Иными словами, если ребенку постоянно внушать, что он плохой, то вести себя он будет соответствующе.

– Вижу, в этой теме вы хорошо разбираетесь.

– Меня восхищают труды некоторых европейских педагогов, таких как, например, Генрих Песталоцци…

– Все попытки Песталоцци воспитать детей-беспризорников окончились крахом. Жестокий и разрушительный темперамент, который он в них обнаружил, стал для него последней каплей, и он отказался от своих слов. Не стоит так уж им восхищаться.

– Да, но…

– Я – один из этих детей. В течение нескольких лет я жил в жестокости, которую требует выживание. Встреться я с ним, я бы хотел, чтобы он оказался чуть более настойчивым в своих убеждениях. Но он бросил этих детей, как бросило их и все общество целиком.

Охваченная противоречивыми чувствами Мар взглянула на него. Никогда прежде она не встречала мужчины, с которым можно было бы вести подобные беседы.

– Я поражена, что вы знакомы с трудом Песталоцци. Что ж, я не знаю, какое у вас о себе представление, но позвольте заметить, что человек, бросающийся в огонь в стремлении спасти то, что ему не принадлежит, превосходит всех нас, там присутствующих.

Тем временем в гостиную вошла горничная, толкая перед собой сервировочный столик со всеми необходимыми Мар принадлежностями. Подвезя к ним столик, она тут же удалилась. Снова оставшись с Виктором наедине, Мар взяла его руку и опустила в таз. После некоторого молчания она осмелилась признаться:

– Мне всегда было интересно, каково это – объездить весь свет.

– Ответ бы вас разочаровал.

– И все же.

– Хочется вернуться домой – если, конечно, есть куда возвращаться. Мне, например, не было, потому моя тоска была еще глубже.

Мар заметила, как Виктор сжимал челюсть, когда она намыливала рану.

– Не притворяйтесь, знаю, что больно. Хоть поворчите немного, не то я приму вас за человека совершенно бесчувственного.

Вместе с глубоким выдохом из его рта сквозь сжатые зубы вырвалось единственное ругательство, которого, правда, Мар не разобрала.

– Что-что?

– Так, ничего. Амфитрион не должен стеснять своих гостей.

– За меня не беспокойтесь. Я привыкла лечить людей гораздо менее сдержанных, чем вы.

Пока Мар обрабатывала ему рану, Виктор рассматривал ее с глубоким интересом. Светлые волосы, переливавшиеся в последних лучах солнца, проникавших в дом через окно, были собраны на затылке в незамысловатый пучок. На ее правильном лице с прямым носом и полными губами выделялся слегка заостренный подбородок, нарушавший гармонию ее черт. Виктор не мог оторвать от нее глаз.

– Мне казалось, что меня уже ничем не удивить, – произнес он. – Но вы меня поражаете.

Она подняла на него голубые, кристальные глаза.

– Как и вы меня. Удивительно, что такой человек, как вы, поручает другим задачу найти себе жену.

От подобной прямоты Виктор вскинул брови.

– Я долго взвешивал это решение. Мне нужна была супруга, далекая от здешней жизни и ее особенностей. О такой прекрасной девушке, как Паулина, я не мог и мечтать; к тому же она добрых нравов. Подобная красота не стояла для меня на первом месте, но было бы странно отрицать ее положительное влияние, не правда ли?

– Несомненно.

– Хотя немалую часть этой безупречности я отдал бы за возможность вести разговор. Что красота без ума? Красивая рама, окаймляющая бессодержательную картину. Я не имею в виду, что она глупа. Просто она слишком юна и пока не успела вырасти и созреть. Вся ее жизнь – сплошные боли потерь, а ей еще многое предстоит узнать.

– И вы ее, конечно, научите.

– Если она сама того пожелает.

– И за все эти месяцы… Вы ни разу не усомнились?

Виктор так пристально на нее посмотрел, что она тут же пожалела о сказанном.

– Простите. Я не имею права задавать подобные вопросы. – Мар замолчала, сосредоточившись на ране, однако все же желая в глубине души услышать ответ. Но Виктор молчал, а потому она глубоко вздохнула и переменила тему: – Я даже не думала, что жизнь здесь настолько…

Не найдя подходящего слова, она поджала губы и склонила голову набок.

– Настолько свирепа, – закончил за нее Виктор, и Мар восторженно на него посмотрела. – Там, откуда вы приехали, годы идут своим чередом, принося с собой либо хорошие урожаи, либо болезни. Но мир, сеньорита Мар, – место жестокое и до глупости вульгарное, где ради выживания порой приходится убивать.

Вытирая ему насухо руку, Мар взволнованно на него посмотрела.

– Вы когда-нибудь убивали?

– Думаете, я бы вам признался?

– Боюсь, что да.

Виктор глубоко вздохнул, и на губах его появилась еле заметная улыбка. Голос его прозвучал глухо.

– До сих пор я никого не убил. Но каждый день ощущаю такой соблазн.

– Вы, сдается мне, умеете управлять своими порывами.

– Поддаваться горячности – участь глупцов, коим я стараюсь не уподобляться. Хотя, признаться, и я восставал против общества, чем отнюдь не горжусь.

– Как говорила матушка, чтобы не быть глупцом, достаточно меньше думать и больше чувствовать.

– Какая точная, но, если позволите, чересчур наивная мысль. Для тех, кто чувствует слишком много, жизнь может обернуться трагедией.

Оба замолчали, размышляя над словами друг друга. Затем Виктор наконец нарушил тишину.

– Что вы делали в поле во время пожара?

– Хотела узнать, что случилось. Мне интересно, как устроена асьенда, из чего складывается местная жизнь. Нет лучшего способа понять невзгоды и беды людей. Вы тоже считаете, что пожар подстроили?

– Подобное происходит уже не впервые. Омерзительный способ расширить территорию. И никто не готов рассказывать правду – это означало бы лишиться привилегий. Фрисия заботится о своих надсмотрщиках: подкупает их, одаривает, дает им почувствовать себя принцами в своем королевстве, платит им немалые деньги, приглашает их на приемы в особняк. И всем известно, чем она промышляет.

– В том числе и ее мастеру сахароварения.

Виктор резко поменялся в лице, и Мар мгновенно раскаялась в своей грубости. Но исправлять что-либо было уже поздно, потому она даже не попыталась.

Виктор с минуту обдумывал предъявленное ему обвинение.

– Вот видите, – сказал он наконец, – у всех у нас за плечами мрак.

Мар молча продолжала обрабатывать рану; Виктор же выглядел уязвленным адресованными ему словами.

– Колоны приобретают земли все дальше и дальше от асьенды, но та неизбежно их настигает, – сказал он. – Меня поражает их конформизм. Будь я колоном, то давно бы уже поджег всю плантацию. С тех пор как дона Педро отлучили от принятия решений, несправедливости множатся, как тараканы. Фрисия правит железной рукой, а железо может взять только огонь.

– Почему на нее никто не донесет?

Виктора