Читаем без скачивания Холмов трагических убийство - Давид Игоревич Верлицкий

“Опять она исчезла! Я только закончил половину, а она уже дважды заставляет меня приходить в ярость. Но я не могу сдаваться, и это вынуждает меня раз за разом пытаться обуздать мою психопатию. Однако она развивается, и с каждым разом мне все сложнее запоминать ее лицо, будто я живу жизнью двух совершенно разных людей. Это так отвратительно! Словно один Я знает секреты человека, который мне близок, а второй Я ими пользуется. Чувствую себя подонком. Но не должен сдаваться, не должен. Вспоминай!”

Голову накрыло волной боли. Джон вцепился пальцами в ручки кресла и, пытаясь как можно быстрее избавиться от нее, схватил со стола оставшиеся три таблетки и быстро проглотил их.

Через пару секунд Донлон лежал на кресле без памяти.

***

– Что это? – открыл глаза он, услышав звук течения.

Посмотрел налево, в окно – увидел сияющее солнце, остальное вокруг различить было невозможно. Повернул голову правее, заметил разноцветную косулю, стоящую за голубым ручьем, не имеющим ни истока, ни впадающего ни во что.

“Что здесь, вашу мать, происходит?” – повернул он голову на бок.

Животное сделало тот же жест и уставилось на шерифа.

“Чего она глазеет на меня? Это какая-то уловка или так должно быть?”

Донлон сперва выпрямил шею, а затем положил голову на другой бок. Косуля в точности повторила его движения.

“Мм, получается она ничем не лучше меня… Ага…” – подумал Джон и сделал шаг в лужу. Не успела его ступня докоснуться до нее, как все под ним превратилось из мокрого асфальта в летнюю траву. Он, ничего не понимая, еще раз осмотрел все в округе. Ничего и никого – лишь одна странная косуля по другую сторону ручья, безостановочно повторяющая за прибывшим на эту поляну. Донлон сделал еще один шаг; не почувствовал ничего необычного, сделал еще. Пройдя так метров пять к ручью, он перестал бояться делать резких движений и спокойно пошел к потоку воды. Вокруг цвели розовые сакуры, их листья были душевно-розового цвета, каким обычно окрашивается небо в самые единодушные и счастливые вечера. Их тонкие ветви не переставали смотреть наверх, ближе к лучам, которые совсем не доходили до земли под деревьями. Джон, внимательно следивший за своими ногами, посмотрел на косулю. Та еще несколько секунд стояла на своих тонких ножках, и затем пронзила насквозь ледяная стрела. В миг кровь ее брызнула на лицо шерифа, и солнечное утро сменилось суровым морозным вечером: трава вся обратилась покровом снега, а теплый ветер – леденящей душу вьюгой. Крупными клочьями они врезались в лицо Джона, уже потирающего всего себя руками. На белом снегу осталось красное пятно. Послышался возглас вороны. Он эхом пронесся над всем лесом и, возвратившись, ударил в голову Донлона. Пред глазами его пролетела стая птиц и разлетелась по ветвям деревьев.

Первое карканье. Второе. Вдруг вся стая издала один протяжный стон, и земля содрогнулась. Солнце ударилось о поверхность земли и лучом провело вдоль нее линию. Джон посмотрел на снег – на нем до сих пор был заметен след крови. Он побежал дальше от света, где его никто бы не нашел, но вдруг из-под снега стали вырываться волчьи пасти. Шериф изо всех сил отбивался дулом револьвера, но их становилось все больше. Наконец, неудачно попав рукой прямо меж клыков, он почувствовал, как его плоть расходится, и затем посмотрел на запястье – то, уже полностью забрызганное кровью, неугамонно подергивалось вблизи находящейся в пасти кисти. Та так же беззаботно каталась из стороны в сторону. Джон еще раз посмотрел на предплечье и упал на спину без сознания.

***

Не успев проспать ни секунды, он поднялся и почувствовал за собой спинку кресла. Делая быстрые вдохи и выдохи, он тронул рукой место на столе, где до этого лежали таблетки, но там уже ничего не было.

“Что за чертовщина только что показалась у меня в голове?” – спросил он у себя второго.

– Не забывай рисовать, Джон, фиксировать черты лица Шенк. – сказал он себе и, не отойдя от увиденного, сосредоточился и продолжил, не отрывая, вести карандашом по бумаге.

На бумаге резко стали быстро различаться границы носа, глаз, казалось, что заветный портрет будет вот-вот готов. Но посмотрев на свое творение целиком, Донлон ужаснулся: опять вспомнил, что откуда-то ведь он уже знает его. Не мчится ли он обратно во времени? Не столкнулся с точкой сингулярности, когда ничто уже не движется ни в каком направлении?

Вечная головная боль сопровождала каждый переход с листа на листок, рука Джона дрожала от страха очередного удара. Но в один миг его сознание перевернулось: убрав локоть с бумаги, он лицезрел до боли (в прямом смысле этого слова) знакомое ему выражение.

“Я точно видел его, точно! Не мог ведь я так ошибиться!”

Несмотря на незавершенность рисунка, один только хмурый взгляд Шенк ошеломил его.

“Это фото где-то близко, оно должно быть в каком-то из кабинетов, я помню его, помню!” – восклицательно пробормотал его мозг, который тайно давал всему телу команды.

Донлон вышел из кабинета и, шатаясь от стены к стене, еле ставя ноги, перебирался между комнатами. Он знал, что только в одной комнате он мог найти давно затерявшееся у него дело – в той, где по сторонам рядами стояли многочисленные ящики и в которой практически не было места для лишних движений.

Шериф спустился на по всем двадцати двум ступенькам, быстрым шагом дошел по коридору до черной металлической двери с вывеской “Архив”, и, толкнув ее, оказался в темном помещении. Включил свет. Три лампы мгновенно подсветили каждый ряд.

– Ну что ж, Шенк, пора тебе выходить на свет. – жадно потер ладони тот и зашел в первый ряд. -Я не помню, чтобы мне на глаза попадалась эта фамилия, но стоит проверить.

С этой неглупой мыслью он прошел вдоль первого ряда и завернул во второй, примерно в конце которого торчала белая бумажка с напечатанной “Ш”. Он непонятливо посмотрел на нее, и затем стал перебирать все папки с именами. Кто только не попадался ему на пути, но ни одной похожей фамилии он не заметил. Пораскинув мозгами, он осознал, что все было куда запутаннее, чем он ожидал на первый взгляд. По крайней мере, он искренно в это верил.

“Должно быть, она сменила имя, да! Ее не может не быть здесь. А что если ее тут нет? Все кончено? Твоя жизнь больше не будет иметь смысла? Отвечай же!”

Джон схватился одной рукой за голову, но не перестал перелистывать папки. Чего бы не стоили ему эти мучения, так просто он теперь не сдастся.

“Слишком много я прошел, чтобы остаться