Читаем без скачивания Холмов трагических убийство - Давид Игоревич Верлицкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что-то похожее на последнее предложение он уже где-то слышал. Но не мог вспомнить где именно, память его вмиг рассеялась, а бдительность заснула. Закончив на фамилии “Шарвен”, он докоснулся до следующего листка, с буквой “Э”.
“Придется искать среди всех досье…” – разочарованно поднял голову Джон. Сон и бодрствование слились у него воедино (как слились бессмысленные слова и описание обстоятельств в моих отчетах).
Донлон развернулся, прошел через первый ряд и вернулся к самому началу.
Он навелся глазом на букву “А”, и за ней в перспективе показались еще семь-восемь букв. Шеф посмотрел на них, как на вызов, и, тихо усмехнувшись, стал искать.
Открыл первое дело: август шестьдесят седьмого, Майкл Аркондсен. Серийный убийца, количество жертв: точных данных нет, около пяти жертв.
Остановившись на сочетании “серийный убийца”, Джон задумался: “После чего убийца становится серийным? Можно ли, в таком случае, назвать его маньяком? Если да, то считаюсь ли маньяком я? Убивал ли я беспричинно, ради удовольствия? Всегда ли убийцы убивают ради него? Так, пора перестать все чаще думать об этом”.
Джон пролистал первую стопку страниц и перешел к следующей.
“Б, говорите? Битва, бессознательность, безумие! Не обращать внимание, не обращать”.
Он пытался не дать голосу затуманить разум, но тот был явно сильнее; и с каждым своим появлением лишь усиливается. Не найдя ничего и во второй стопке, он приступил к третьей.
“В… Вой, война, вина! Ты меня алфавиту учить собираешься? Нет, Джон, не стоит гневаться – ты боишься слышать правду? Если дело в этом, то знай, что только я могу знать все твои секреты. Ты другой, совсем ничего не знаешь обо мне. Я хотя бы не убивал десятки людей, Джон! Не подвергал мукам никого другого!”
Донлон неожиданно для себя хитро улыбнулся.
“Я начинаю овладевать тобой, дорогуша! Теперь могу сам начинать мысли, видишь? Это ненадолго – до следующего приема таблеток. Таблетки, ха-ха-ха! Ты еще не заметил, что они делают только хуже? Первые минуты ты чувствуешь себя блаженно, а потом что? Правильно, потом я начинаю властвовать над тобой. Почему ты мешаешь проводить мне расследование? Я не мешаю, я просто задаю тебе вопросы… У меня и злой мысли нет, как ты мог подумать такое? Просто замолчи, хорошо? Со мной не так уж просто и договориться, знаешь ли”.
Донлон внутренне замолчал, перестал усмирять своего домашнего питомца. Он продолжил идти вдоль ящиков, переступая пальцами через буквы. В его голове в танце кружились самые разные ассоциации: гниль, дурак, идиот… мерзавец… неопределенность, одержимость, предатель…
“Подождите-ка…” – остановился Джон, которого будто осенило понимание необъяснимого, и переместился на одно дело назад.
Он открыл фотографию, и та поразила его точным совпадением с нарисованным. Он тут же поднялся, перепрыгивая через ступеньку, в свой кабинет, бросил папку на стол и стал глядеть на фотографию. Затем посмотрел на рукодельный портрет, затем снова на фотографию… Нет никаких отличий! Боже, неужели это то, чего не хватало ему все это время!?
Детектив прочитал имя: Бонни Питерс. Затем посмотрел на дату: семьдесят девятый год, преступление: сообщенное убийство.
Последнее Джона поразило больше всего.
– Кого она могла убить? – вслух спросил он, читая ниже. -“Обвиняется в спланированном убийстве молодой девушки двадцати лет”.
Зрачки Джона уменьшились в разы, весь мир показался ему совсем незначительным на фоне его открытия.
– Они вместе убили Шенк, вместе подстроили ее убийство и вместе замели все следы!
Донлон по привычке приоткрыл дверцу шкафа, чтобы найти пачку ручек или, если повезет, сигарет и то, что он увидел, потрясло его еще больше.
На буром дереве лежало “Дело о Безликой Семерке”, подписанное С. Планком. Он медленно взял его и стал читать:
“Теперь я каждый день, клянусь, каждый день буду приходить к этому холму, где меня встретила Луна. По ночам там бывает так прекрасно! Звезды смотрят на тебя и на обнаженную траву, как на одно и то же. Бывает, иногда, на них прольется тоскливый дождик. А утром, когда все еще спят, тебя встречают первые солнечные лучи, и прелесть их в том, что они – первые. Тогда и задумываешься о всей трагической судьбе этого мира: этого неба, этих вод, и этих холмов!
Так решайся же, Сол. Сол, ты ведь хочешь избавиться от мук? Осознание приходит позже, Сол, не сразу. Нет, ты сам оставлял все заметки, ты сам организовал свои похороны, Сол. О, видимо я беру контроль над тобой, верно? Джон так же стал безумцем, просто пока вы этого не замечаете. Он бродит кругами по ночам в своем кабинете, постоянно свистит себе под нос. Я не знаю об этом, но догадываюсь. М-м, ты решил играть до конца. Револьвер в твоей руке. Тогда будешь жить со мной всю оставшуюся жи-и-изнь. Только не говори, что ты у нас хочешь показаться героем? Зачем тебе все это? Цель обесценена, когда дорога настолько пуста, разве не так? Уилтерс сделала свое дело, теперь мы с ней квиты. Правда, она, скорее всего, не выдержит известия о моей кончине. Нет никакого Мэддена, он уже как пару лет мертв! Жизнь не простила ему годы, проведенные в кругу Безликих. Не знаю что будет дальше, но вручаю ваше порождение вам – все, что нужно было мне от него, я уже получил. Осталась последняя, всего одна последняя дуэль. Она будет мрачна и судьбоносна. Дело за малым, ребятишки, лишь за финальной сценой!”
В этот же момент накрыв все бумаги титульным листом, шериф рванулся на улицу. Только об одном мог думать он сейчас, все остальное убилось в нем абсолютно. Перед входной дверью он наивно заглянул в свой кабинет, но там было пусто.
– Будь ты проклята, судьба! – вскричал он и выбежал из здания.
Начался ливень.
“Он знает где они сейчас, может настигнуть их в любую секунду! Сол, зачем ты рассказал ему про холмы, зачем раскрыл тайны всей жизни. Любовь погубит вас, любовь среди предателей возможна лишь подчас! Я должен был вас предупредить, должен был рассказать о любимой! Никогда до этого момента это расследование не было опасной игрой! Только сейчас, когда на кону стоят жизни близких, только сейчас она опасна, черт возьми! Холмы, трагические холмы, где же они? А! Кажется, я могу знать”.
Джон пересек одну улицу, вторую, но ни на секунду не останавливался перевести дыхание – порывы его были чисты и неумолимы. Кажется, в эти минуты он впервые за последнее время стал обладать собой в полной мере. Или ему так казалось. Вокруг